Записана за год до воцарения в Новой Европе нубийской
императорской ветви Аграшаров.
Записал Мориун
из Крюйцвига со слов некоего старца из деревни безымянной на левом краю полей
Тинанго.
...
Случилось это
во времена, когда Ничто лепило наш мир. Жили тогда люди в бедности да страхе.
Черная Скверна клубилась в небесах, посыпая мир пеплом. Кипела земля во всей
величине да глубине. Лишь на маленьких Гнездах покоя могли жить люди. И не
бояться, что выскочит из-под ног дыхание страдающей планеты. Жили люди по
заветам предков, не видя будущего. Растили детей, провожали стариков в
путешествие на край жизни. Охотились на зверей, обитавших в Кипящих Землях.
Тварей страшных, презирающих Гнезда за их покой. По другому жить было нельзя.
И вот,
однажды, на одном таком Гнезде, стряслась беда. Не вернулись мужчины –
охотники. Плачь поднялся среди женщин и детей. Вой со стенаниями. А старики
горько призадумались. Не выживет семья без кормильцев. Останутся на Гнезде –
перемрут женки да дети малые с отроками. Старикам-то что. Пожили свое, пора и
на край. Жалко кровинушку родную, сердцу милую. Долго думали, рядили старейшие.
И решили – идти семье за озера багровые, за горы кричащие. Далеко, в земли
родственного племени. Собрали пожитки, утварь разную, житейскую, да и ступили
на Кипящие Земли, укравшие покой рода.
Шли долго,
трудно, лишаясь сородников. То земелька жадно слопает мальчишку любопытного, то
небо прихлопнет слепо-огненной дланью, то ветер застанет медлительного снаружи
укрытия и разрежет на куски – лоскутки, кровью вспотевшие. Видели люди
раскатисто шипящие деревья, летающие по небу, растеряв где-то сучья и изгладив
кору до блеска топора. Деревья те возникали из воздуха и уходили туда же, не
оставив и корешка либо коринки. Видели страдальцы зверей каменных, пятнистых,
на вид могучих, а неплотных, как туман. Идет такое чудище, подгребая землю
лапами-лентами, смотрит по сторонам рачьим глазом, что во лбу торчит, а не
ведает даже, что дети сквозь него бегают. Нет великим дела до мелких. Зрели
путники скалы высоченные, многоглазые, что раз за разом рушились с пылью, но
без звуков. Отрастали скалы вновь за мгновения, дабы еще и еще падать. А один
раз видали скелет невероятный – на четырех ножищах, ни хвоста, ни шеи. Прямо из
горба растут кости в облака, сужаясь до иглы. Где у него была голова, не
поняли. Но и скелет квадратно-высоченный остался позади. Не рискнули люди
подойти к нему близко. Ибо висел он сам по себе, будто за Скверну верхнюю
держась...
На двадцатый
день пути вышли путники к озеру, водой – кровью наполненному. Вокруг земля
кипит, а гладь озерная спокойна и неколебима. Решили передохнуть день-другой.
По второй сон увидели люди битву на воде непонятную. Вскипела водица, и
вынырнул в пене и волнах огромный зверь. Длинный, бока покатистые, на спине
горб с шипами, а в горбу ряд квадратных глаз черных. Хвостом дивным угловатым
не шевелит, отдыхает. Тут-то на зверя и кинулась рыбина здоровенная, что вроде
тех, которые нынче в свите Змея Великого. Не меньше самого зверя. Пасть
страшную разинула, разогналась и вцепиться в бок вознамерилась. От удара грохот
пошел немыслимый. Как кувалдой по колоколу врезали. Качнулся зверь, да и
рявкнул громом слепящим, на солнышко похожим, только не таким теплым. Протерли
люди глаза, а нет уж на глади озерной ни зверя, ни рыбы. Только мяса куски на
воде качаются, багровости напитываются. Спешно натаскали путники мяса на про
запас, пока не отравилось оно до несъедобности.
Пошли они
дальше. Долго ли, коротко ли шли, а нам о том знать не дано. Только заблудились
люди. Ибо сгустилась Черная Скверна в небе, отнимая последние проблески
горящего рая. Там и мясо кончилось, и лепешки даже. С голоду мереть принялись.
Да так споро, что скоро половина племени на ногах осталась. Старики за головы
взялись. Их и самих-то мало осталось. Думать и гадать мочи боле нет.
Один из
отроков, видя все это, покинул лагерь. Пошел к месту, где дыхание земли
пузырями прорывалось сквозь почву и камни, раздвигая их, что пар воду. Вода ж
не меняется, когда кипит? Вот и почва не менялась... Просто кипела.
Подошел он к
Горлу Котла и так сказал:
-Мать наша
земля – кормилица. Сестра наша, защитница. Дай мне знать, как можно привести
родичей моих к цели?
Ответила земля
тяжким вздохом. Добрым пламенем озарила Черную Скверну и подожгла сердце юноши
таким ярким пламенем, что заметили свет люди в лагере. Хрупкое тело
человеческое не смогло выдержать жар земли. Загорелось, потекло, поплавилось.
Но силы с огнем пришли немалые к герою. Пошел он, горением освещая путь, к
людям. Не дошел. Да другие пришли на огонь сердца юного. Оказалось, что в
потьмах племя успело миновать перевал Кричащих Гор, отмолчавшихся той порой. И
совсем уж недалеко остановились от Гнезда Покоя того рода, которому приходились
родней. Охотники дружного рода нашли скитальцев и увели на Гнездо, торжественно
предав небу жар и пепел сгоревшего юноши. Не зря пылал герой. Могут сказать,
что охотники пришли на дыхание Котла, но как бы они нашли в темноте лагерь путников?
То-то же... С тех пор и пошла сила того рода. Ибо знали люди, что в самые
тяжелые годы не оставит их земля, не бросит на произвол Скверны, проведет
тропами узкими к заветной цели. От того рода и пошло потом племя геременов, или
гременов, как вы их называете. В деревнях люди ближе земле и помнят истину. Не
то, что в городах.
|